Перейти к:
Экономическое бремя новой коронавирусной инфекции: систематический обзор
https://doi.org/10.17749/2070-4909/farmakoekonomika.2022.146
Аннотация
Актуальность. Внезапное появление и быстрое распространение новой коронавирусной инфекции (COVID-19) повлекли большую, в т.ч. экономическую, нагрузку на систему здравоохранения. В связи с этим возникло много вопросов, касающихся приоритизации финансирования ограничительных и профилактических мероприятий, введения различных методов отслеживания и своевременного лечения постковидных состояний. Это актуализировало развитие фармакоэкономических подходов, позволяющих повысить качество принимаемых решений в таких экстремальных условиях.
Цель: систематизация опубликованных исследований, посвященных оценке глобального экономического бремени новой коронавирусной инфекции, и выявление направлений их развития.
Материал и методы. Особенностью предложенного дизайна обзора является выделение отмечаемых недостатков и направлений, в которых ученые вносят дополнения в методы оценки с учетом хронологии пандемии, определяющей изменения в информационном поле. Проведен анализ 80 работ, опубликованных в 2020–2022 гг. и посвященных оценке и прогнозу глобального экономического бремени COVID-19. Основным критерием отбора исследований было наличие оценки глобального бремени новой коронавирусной инфекции. Поиск осуществляли по базам PubMed/MEDLINE, Web of Science, Scopus и eLibrary. Используя заранее заданную форму сбора данных, два соисследователя независимо друг от друга извлекли информацию, характеризующую публикации.
Результаты. Анализ работ показал достаточно широкое разнообразие исследований в области бремени новой коронавирусной инфекции, в т.ч. определяемое различием объектов наблюдения, методов анализа, учитываемых факторов и т.д. Учеными активно используются международные (73,8%) и национальные (90%) базы данных, а также опросы (57,5%). Преимущественно оценки предполагают расчет потерянных лет жизни с поправкой на качество (англ. quality-adjusted life years, QALY) (66,3%), 37,6% работ опираются на результаты построения различных вариантов сценарных моделей, 28,8% используют алгоритмы эпидемиологических моделей семейства SIR (англ. susceptible, infected, or recovered), 66,3% предусматривают стоимостную оценку затрат. В рамках анализа экономического бремени рассматриваются потеря производительности (26,3% публикаций), внедрение вакцинации (32,5%), коморбидность (25%), постковидные осложнения (17,5%).
Заключение. Наблюдается значительный интерес мирового научного сообщества к оценке глобального бремени COVID-19, определяемый поиском наиболее эффективных методов вмешательства. Дальнейшие исследования в этой области следует сосредоточить на детализации в рамках оцениваемого экономического бремени потерь, связанных с постковидными осложнениями, включая различные их комбинации, а также на анализе соотношения и взаимокомпенсации эффектов от различных видов вмешательств с более глубокой проработкой косвенных потерь. Результаты данной работы будут полезны в проведении подобных исследований, в т.ч. для определения их дизайна и применения современных инструментов математического моделирования.
Ключевые слова
Для цитирования:
Тимирьянова В.М., Лакман И.А., Загидуллин Н.Ш., Гареева Д.Ф. Экономическое бремя новой коронавирусной инфекции: систематический обзор. ФАРМАКОЭКОНОМИКА. Современная фармакоэкономика и фармакоэпидемиология. 2022;15(3):363-379. https://doi.org/10.17749/2070-4909/farmakoekonomika.2022.146
For citation:
Timiryanova V.M., Lakman I.A., Zagidullin N.Sh., Gareeva D.F. Economic burden of the novel coronavirus infection: a systematic review. FARMAKOEKONOMIKA. Modern Pharmacoeconomics and Pharmacoepidemiology. 2022;15(3):363-379. (In Russ.) https://doi.org/10.17749/2070-4909/farmakoekonomika.2022.146
ВВЕДЕНИЕ / INTRODUCTION
Одним из наиболее сильных потрясений XXI в. является объявленная 11 марта 2020 г. Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) пандемия COVID-19. Согласно исследованиям ВОЗ по состоянию на 22 мая 2022 г. во всем мире было зарегистрировано более 522 млн подтвержденных случаев заболевания и более 6 млн случаев смерти [1]. Широкое распространение инфекции потребовало колоссальных преобразований в системах здравоохранения всех стран мира. Одновременно оно отразилось как на обыденной жизни людей, так и на показателях социально-экономического развития. В связи с этим исследование экономического бремени новой коронавирусной инфекции (НКИ) имеет особую актуальность.
Сохранение значимости такого исследования даже в условиях некоторого снижения заболеваемости определяется множеством факторов, среди которых следует выделить два. Во-первых, само возникновение эпидемии и ее хронология характеризовались очень высокой изменчивостью и неопределенностью, что требовало составления в короткие сроки наиболее вероятных прогнозов распространения инфицирования в целях формирования управленческих решений [2]. Учитывая скорость, с которой вирус видоизменялся (мутировал), остается высокая неопределенность относительно перспектив развития НКИ и в будущем. Кроме того, существуют риски появления и других вирусных инфекций со схожей вирулентностью. Поэтому накопленные на текущий момент материалы требуют систематизации и критического переосмысления произошедшего. Во-вторых, продолжается разработка новых вакцин, средств и подходов к лечению, в т.ч. связанных с проявлениями осложнений после перенесенной инфекции, поэтому возникает необходимость в обосновании внедрения новых методов лечения.
Неопределенность в отношении выбора тактики лечения, методов защиты от инфекции в условиях ограниченных ресурсов подчеркивает важность формальных оценок их потенциальной ценности. Одним из подходов, который активно применяется в мире для снятия возникающих вопросов, является оценка бремени болезни, выражаемая, в частности, в количестве потерянных лет, скорректированных на их качество (англ. quality-adjusted life years, QALY), а также в учете ухудшения состояния здоровья, инвалидности или ранней смерти (англ. disability-adjusted life years, DALY) [3][4].
Данный подход, несмотря на сомнения в его этичности [5], позволяет перевести рассуждения в плоскость максимального спасения числа лет жизни и, более того, поднимает проблему важности сохранения качества лет жизни. В его рамках могут рассматриваться не отдельные методы и средства лечения, а их сочетания, что дает возможность сформировать различные стратегии, включающие одновременно как медицинские, так и немедицинские методы вмешательства. Кроме того, снимается неопределенность в отношении групп населения, которым должно быть предоставлено первоочередное лечение в целях достижения максимального эффекта для жизни и здоровья всего населения (например, приоритетность медицинского персонала [6]) или для которых может быть применено другое сочетание методов предотвращения инфицирования (например, относительно закрытые общности в домах престарелых [7] и кампусах образовательных организаций [8][9]).
Таким образом, в условиях ограниченных ресурсов и времени рассматриваемый подход позволяет сформировать управленческие решения в отношении НКИ, что актуализирует его изучение.
Цель – систематизация опубликованных исследований, посвященных оценке глобального экономического бремени новой коронавирусной инфекции, и выявление направлений их развития.
МАТЕРИАЛ И МЕТОДЫ / MATERIAL AND METHODS
Отбор публикаций / Selection of publications
Мы провели систематический обзор статей, содержащихся в международных базах научной литературы PubMed/MEDLINE, Scopus и Web of Science, а также российской базе eLibrary. Синтаксис поиска был построен так, чтобы выделить статьи, содержащие оценку глобального экономического бремени НКИ. Фактически, при отборе было задано условие: обязательное присутствие в названии статьи и/или аннотации и/или ключевых словах терминов «коронавирус» ("coronavirus") и/или «ковид» ("covid"), а также "QALY (quality-adjusted life year)" и/или "DALY (disability-adjusted life year)". Другим ограничением отбора была дата публикации статьи: с января 2020 г. по май 2022 г. включительно.
Полный текст статьи искали по ссылке, размещенной в базе данных, или по цифровому идентификатору DOI. В связи с решением о максимальной открытости данных о COVID-19, принятым большинством издательств, все публикации находились в свободном доступе. Поиск не ограничивался определенными странами или видами вмешательства. На первом этапе исключались только дублирования. Неопубликованные, но предварительно размещенные принятые к печати статьи не исключались из выборки, поскольку была поставлена цель максимального охвата складывающихся исследовательских тенденций. Данный вариант отбора, несмотря на то что 1 статья не имела аннотации, а 26 – ключевых слов, позволил сформировать выборку из 136 публикаций (рис. 1). Следует отметить, что запросы оформлялись только на русском и английском языках, что допускает существование неучтенных работ, изданных на других языках (например, японском, китайском и т.д.).
Рисунок 1. Блок-схема отбора статей для систематического обзора.
QALY (англ. quality-adjusted life years) – годы жизни с поправкой на качество; DALY (англ. disability-adjusted life years) – годы жизни с поправкой на нетрудоспособность
Figure 1. Flowchart of selecting articles for systematic review.
QALY – quality-adjusted life years; DALY – disability-adjusted life years
Последующий анализ предполагал независимую друг от друга работу двух соисследователей с привлечением третьего в случае отсутствия согласованности результатов. Отбор осуществляли исходя из соответствия содержания статьи поставленной в рамках поискового запроса задаче, а именно вывлению статей, в которых проведена количественная оценка QALY и/или DALY непосредственно COVID-19. В частности, к первой группе работ, исключенных на данном этапе, относятся статьи, в которых не проводилась количественная оценка бремени болезни. Это 2 публикации с систематическим обзором, 5 – с обсуждением этичности применения подхода, 8 – с описанием методических вопросов, в т.ч. протоколов возможных исследований. Во второй группе отклоненных публикаций предусмотрена оценка QALY и/или DALY, но не НКИ (всего 37 статей). Как правило, в таких работах текущая эпидемия рассматривается как период, в который проявилось изменение экономического бремени по другим болезням, в т.ч. на фоне более высокого потребления алкогольной и опиоидной продукции (2), снижения загрязнения воздуха в условиях локдауна (4), вынужденного откладывания операции/вакцинации (11), внедрения новых технологий дистанционного взаимодействия с пациентами (3) и т.д.
Ключевым фактором при рассмотрении исследований, учитывающих наряду с COVID-19 и другие заболевания, являлось понимание того, для какой болезни бремя оценивалось в первую очередь. Исключали работы, оценивающие бремя другого заболевания, отягощенного COVID-19, т.к. фактически рассчитывался QALY и/или DALY другой болезни. Для дальнейшего обзора оставляли статьи, в которых сравнивалось бремя другого заболевания с оцениваемым бременем болезни по НКИ [10][11] или бремя болезни по COVID-19, отягощенному другим заболеванием [12].
Далее в ходе более глубокого анализа работ были исключены еще 4 публикации, использующие значение QALY и/или DALY, взятое из другого источника (т.е. авторами оно не рассчитывалось и, соответственно, в таких статьях не содержится информации о параметрах, недостатках и сложностях, возникших при его расчете).
Анализ публикаций / Analysis of publications
Дальнейшее извлечение данных было разделено между двумя соавторами, при этом 10% извлечений были продублированы для проверки их согласованности. При необходимости статьи анализировали повторно. Любые несоответствия решались через консенсусные обсуждения. Извлечение данных осуществляли по заданной форме с выделением следующих элементов из каждой статьи:
- дата публикации, дата подачи статьи на рассмотрение или ее принятия;
- ключевые слова (при наличии);
- объект и предмет анализа, с выделением ключевой особенности (вид вмешательства, группа населения, период и пр.) данного исследования;
- география исследования (страна/район, для которых проводились оценки);
- используемые данные (метаанализ, базы данных или специально отобранные данные; отдельно отмечалось использование данных ВОЗ, других международных или национальных баз);
- использование результатов опросов, в т.ч. с выделением статей, в которых применялись собственные опросы, а также опросы, основанные на типовых анкетах, широко используемых во всем мире в клинических испытаниях;
- используемый метод оценки (QALY и/или DALY);
- наличие оценок инкрементального коэффициента эффективности затрат (англ. incremental cost-effectiveness ratio, ICER);
- дополнительно применяемый математический инструмент (дерево решений, модели Маркова, алгоритмы эпидимиологических моделей семейства SIR (англ. susceptible, infected, or recovered и др.);
- включение анализа затрат, в т.ч. выделение типа анализа (оценка эффективности затрат, анализ содержания и структуры затрат, минимизация/оптимизация затрат) и вида учитываемых затрат (прямые, косвенные);
- включение оценок потерь производительности в рамках концепции развития человеческого капитала;
- включение расчета потери лет жизни в результате постковидных осложнений или расходов на программы реабилитации после перенесенной инфекции;
- включение поправки на сопутствующие заболевания (коморбидность);
- учет в оценках вакцинации населения;
- наличие анализа чувствительности оценок;
- присутствие оценок влияния потерь на развитие территории, в т.ч. снижение валового внутреннего продукта;
- раскрытие ограничений и недостатков построенных моделей и проведенных расчетов;
- наличие финансирования исследования, в т.ч. по видам (государственные и межгосударственные организации, университеты и академические организации, профессиональные членские организации, фармацевтические и медицинские компании, организации здравоохранения, другие фонды).
С целью выделения тенденций в развитии подходов к анализу экономического бремени НКИ особое внимание обращали на выделяемые авторами недостатки исследований и периодизацию публикаций.
Первое направление опиралось на существующую практику указания недостатков проведенных авторами исследований, которые в перспективе они хотели бы изменить в целях развития научного подхода. Из отобранных 80 публикаций недостатки не отмечены только в 7 работах. В рамках текущего исследования данные ограничения были структурированы в разрезе отдельных методологических вопросов, что позволило выделить дальнейшие направления их совершенствования.
Важность периодизации исследований определяется необходимостью определения трендов, а также отсечения неактуальных направлений анализа. Принимая во внимание различное время рассмотрения статей в разных журналах, учитывали дату подачи статьи на рассмотрение. Только в 60 работах была указана дата подачи материала. Самый короткий срок между подачей и публикацией статьи составил 17 дней [13], самый длинный – 343 дня [14][15]. Средний срок рассмотрения составил 116 дней. На основе этого показателя была дорассчитана дата подачи для остальных 20 работ.
РЕЗУЛЬТАТЫ / RESULTS
Среди 80 статей, включенных в итоговую выборку, 70 содержатся в базе PubMed/MEDLINE, 50 – в Web of Science, 55 – в Scopus, 13 – в eLibrary (11 работ фактически присутствуют во всех четырех базах). Среди них только 1 публикация на русском языке [16]. Несмотря на то что в анализ вошли только статьи, опубликованные на английском и русском языках, исследования охватывают довольное большое число стран (табл. 1).
Таблица 1. Основные характеристики исследований
Table 1. Main characteristics of studies
Примечание. QALY (англ. quality-adjusted life years) – годы жизни с поправкой на качество; DALY (англ. disability-adjusted life year) – годы жизни с поправкой на нетрудоспособность.
Note. QALY – quality-adjusted life years; DALY – disability-adjusted life years.
Самый большой географический охват предусматривает оценку количества лет, прожитых с инвалидностью, для 45 стран европейского континента, включая Россию [17]. В данной работе приводятся оценки, опирающиеся на первые свидетельства о том, что пожилые люди и лица с хроническими заболеваниями могут подвергаться более высокому риску развития серьезных последствий для здоровья от COVID-19. Страна, для которой чаще всего проводилась оценка экономического бремени, – США. Для России оценка фактически осуществлялась дважды: в рамках анализа 45 стран [17] и один раз отдельно [16].
Треть рассмотренных исследований выполнены без специально выделенного финансирования (см. табл. 1). Многие работы финансировались двумя и более источниками. Максимальное количество отмеченных в одной публикации грантов и других источников финансирования составило 11 [18].
Исходные данные / Initial data
В рассматриваемых работах активно использовались данные национальных баз (как государственных, так и негосударственных), учитывающих специфику этих стран, в т.ч. в части финансовых затрат на лечение. Непосредственно для расчета показателей данные международных баз применялись в 35 работах. Однако необходимо дать некоторые пояснения по типам баз и характеру их использования.
Наиболее часто упоминаемым источником данных в статьях выступала ВОЗ. Она упоминается в 46 работах. В 26 случаях ссылки на ВОЗ предоставляются с целью актуализации информации о степени распространения вируса во всем мире и преимущественно во вводной части статьи, в 13 случаях из отчетов ВОЗ вычленяется только какой-либо параметр для целей моделирования. Помимо данных ВОЗ в исследованиях активно применяются данные Всемирного банка, Организации экономического сотрудничества и развития, Организации Объединенных Наций, в т.ч. Международного института вакцин, и др. Отдельно следует акцентировать внимание на использовании баз, организованных университетами или некоммерческими сообществами. В частности, в 17 статьях упоминается независимый глобальный центр медицинских исследований при Вашингтонском университете — Институт измерения показателей и оценки состояния здоровья (англ. Institute for Health Metrics and Evaluation), в 5 публикациях – Университет Джонса Хопкинса (англ. Johns Hopkins University). Шесть работ опираются на данные веб-сайта Worldometer1, 5 статей – на Our World in Data2.
Обращая внимание на периоды использования, следует отметить, что первый источник не упоминается в работах, поданных начиная с марта 2021 г.
Для расчетов показателей QALY/DALY в 36 работах использованы одновременно данные как международных, так и национальных баз. Из них 2 одновременно рассматривали еще и специально собранные данные, а именно Стамбульского университета Джеррахпаша (тур. Istanbul Universitesi – Cerrahpasa) [19], Колумбийского университета (англ. Columbia University) [8]. В целом выделено 13 работ, использующих специальную выборку, построенных на собственных данных, информации определенных организаций или специально проведенных опросов. Использование таких данных позволило авторам глубже понять механизмы передачи инфекции в привязке к объекту исследования. В частности, информация, полученная Медсестринской обсерваторией (англ. Nursing Observatory) [6], позволила расширить представление о распространении вируса среди медицинского персонала, данные Университетских больниц Кливлендского медицинского центра (англ. University Hospitals Cleveland Medical Centre) [20] показали преимущество дистанционных средств мониторинга в условиях пандемии, а сведения из канадских центров диализа и трансплантации – преимущество стратегии проведения двухдозовой вакцинации против SARS-CoV-2 перед трансплантацией почек. Такой подход, предусматривающий более глубокий анализ на индивидуальном уровне, расширяет возможности исследования за счет доступа к медицинским картам стационарных больных и результатам анкетирования [21]. В свою очередь, университетские данные дали возможность учесть специфику закрытых общностей [8][9].
Отдельное внимание привлекают исследования, построенные на опросах [15][20][22–24]. Применение опросов связано с желанием ученых лучше понимать зависимости. Например, отмечается ограниченная информация о влиянии и распространенности симптомов пост-COVID-19 после выписки из стационара, изучить которую помогают проводимые через несколько недель телефонные опросы [25]. Среди различных видов опросников наиболее широкое использование получил EQ-5D, что связано с его простотой и универсальностью. Существуют его различные вариации (EQ-5D-3L, EQ-5D-5L), но в основе лежат пять параметров (подвижность, уход за собой, обычная деятельность, тревога/депрессия и боль/дискомфорт) и несколько уровней: без проблем (уровень 1), незначительные проблемы (уровень 2), умеренные проблемы (уровень 3), серьезные проблемы (уровень 4) и экстремальные проблемы (уровень 5). При этом в работах могут использоваться опросы, проведенные до пандемии. Так, A. Gandjour посчитал возможным учесть данные опросов, раскрывающих особенности синдрома хронической усталости, протекание которого, по его мнению, имеет много совпадений с длительным COVID-19 [26].
Практически все исследователи при оценке экономического бремени или определении отдельных параметров выстраиваемых моделей опирались на опубликованные ранее исследования. Поэтому выделение работ, в которых авторами подчеркивался факт проведенного метаанализа, можно считать весьма условным. Только в тексте 20 статей есть четкое указание на выполненный метаанализ. Во многих других публикациях, несмотря на то что это не конкретизируется, определение параметров моделей основано на проведенных ранее другими учеными исследованиях. В частности, на базе метаанализа, упоминаемого в списке литературы, принималось решение о периоде сглаживания в работе A. Cartocci et al. [27] и о различных параметрах смертности в статьях C.H. Packer et al. [28], I.J. Rao и M.L. Brandeau [29], B. Wouterse et al. [7] и др. А в исследовании A. Carta и C. Conversano [30] один из сценариев отрабатывался на данных метаанализа, представленного ВОЗ.
Рассматриваемая выборка, включающая 80 статей, характеризуется высоким разнообразием объектов наблюдения, которые сложно каким-либо образом сгруппировать. В частности, можно отметить публикации, выделяющие конкретную группу населения, концентрируя внимание на возрасте [31–33], сфере деятельности [6][7][8], географии [22][34–42], виде сопутствующего заболевания [11][12][43][44], а также несколько групп одновременно. Например, в одной из работ проводится исследование бремени в разрезе групп медицинских работников, жителей домов престарелых, заключенных, работников сферы образования, служб жизнеобеспечения, бездомных лиц с выделением их возрастной, половой, расовой принадлежности и т.д. [45]. Ряд авторов делают акцент на виде вмешательства [22][40][46][47], методе лечения и препарате [14][21][30][48–50], средстве защиты [47][51], фазе пандемии [27][52] и других факторах. В целом перечисленные объекты исследования не охватывают всего их многообразия, которое включает анализ бремени от COVID-19 для преждевременно родящих [53], вакцинированных перед трансплантацией почки [54], в богатых и бедных странах [42], городских и сельских районах [55], с выделением изменений потерь в результате внедрения телемониторинга [20] и т.д.
К наиболее часто встречаемым недостаткам работ, которые отмечаются авторами, относится проблема детализации или полное отсутствие данных. Например, в самых первых исследованиях указано, что некоторые фиксированные параметры моделей были основаны на предварительных оценках [56]. Отсутствие данных определяло использование в расчетах коэффициентов распространения аналогичных заболеваний, например респираторных инфекций [6][28][52], проведение обобщенных оценок для мужчин и женщин [34], осуществление дорасчета показателей [41]. Ученые называют многочисленные неучтенные факторы, определяющие ограничение исследований, в т.ч. возраст, пол, род занятий, история перемещений людей [57], доля бессимптомных пациентов [28], размеры прямых расходов на здравоохранение [58], сопутствующие заболевания, снижение качества жизни, вызванное длительным социальным дистанцированием или образовательной регрессией [59], частота повторного заражения [15] и др. В 2022 г. часть этих проблем по-прежнему отмечается – например, проблемы возможного занижения или завышения показателей смертности [43] и доступности отдельных когортных данных [60].
В то же время нельзя не заметить различие в акцентах. Так, в статьях, опубликованных в 2022 г., указано на отсутствие данных по некоторым вакцинам [61], сочетаниям вакцинных и невакцинных вмешательств [62], эффектам лечения, специфичным для сопутствующих заболеваний, расходам в течение всей жизни для прошедших интенсивную терапию [60], последствиям [63], в т.ч. для психического здоровья [64]. Множественность источников также в ряде случаев рассматривается как недостаток [9], в т.ч. в силу того, что они отражают разные моменты времени в период пандемии [65].
Методы и модели / Methods and models
Представленная в таблице 2 информация свидетельствует о том, что в структуре работ преобладают исследования, предусматривающие оценку QALY. Анализ появления различных методических инструментов в динамике в целом не показывает определенных различий. Первые статьи, поданные в апреле 2020 г., содержат расчеты как QALY, так и DALY, 19 статей ограничились классическим расчетом QALY/DALY. При этом можно отметить, что в 2020 г. доля публикаций, в которых приводятся классические варианты расчета QALY/DALY, выше, чем в последующие годы. В 2022 г. все работы содержали более сложные алгоритмы, включающие предварительное построение дерева решений, моделей Маркова и т.д. Модели Маркова в целом начали применяться позже (дата подачи на рассмотрение – сентябрь 2020 г. [66]), чем модели, предусматривающие построение дерева решений (апрель 2020 г. [53]).
Таблица 2. Основные параметры анализа
Table 2. Main parameters of the analysis
Примечание. QALY (англ. quality-adjusted life years) – годы жизни с поправкой на качество; DALY (англ. disability-adjusted life years) – годы жизни с поправкой на нетрудоспособность; ICER (англ. incremental cost-effectiveness ratio) – инкрементальный коэффициент эффективности затрат.
Note. QALY – quality-adjusted life years; DALY – disability-adjusted life years; ICER – incremental cost-effectiveness ratio.
Усложнение происходило за счет не только применяемого аппарата моделирования, но количества моделей. Например, к середине 2021 г. исследование могло включать построение сразу трех субмоделей [50]. В середине 2020 г. были поданы на рассмотрение 2 статьи с использованием модели клинико-экономического анализа вмешательств в связи с COVID-19 (англ. clinical and economic analysis of COVID-19 interventions, CEACOV), состоящей из нескольких модулей, которые определяли индивидуальные траектории здоровья/заболевания и рост эпидемии. В последующем данная модель в работах не упоминается. В отличие от нее сохраняют актуальность эпидемиологические модели семейства SIR. Самая первая (по сроку подачи материалов) публикация из всех, что присутствуют в нашей выборке, уже содержала такую модель. В ней Y. Jiang et al. предложили расширенную модель, состоящую из шести уровней: восприимчивый (S), бессимптомный (A), предсимптомный (L), c симптомами (I), переболевший (R) и умерший (D) [56]. Таким образом, еще в апреле 2020 г. после объявления пандемии ученые апробировали эпидемиологические модели для моделирования распространения НКИ в целях оценки ее бремени. В последующем в работах встречаются как традиционный вариант модели SIR [25][29][57][62][67][68], так и ее расширенные версии: SEIR [15][43][69–73], SIRD [27][66][74][75], SEIRD [8][48], SEIR-V [65], SEIRS-V [76], SEAPWIR [49]3.
Среди недостатков, относящихся непосредственно к применяемым инструментам, можно отметить, что в рамках модели CEACOV не отслеживаются контакты [77], модель Маркова не полностью демонстрирует зависимость от времени и не учитывает изменение характера протекания болезни, предполагая статичную, а не динамическую популяцию [15], использование рядов Тейлора первого и второго порядка определяет невысокую точность для длительного временного горизонта [29]. Что касается модели SIR, авторы обращают внимание на ее относительную простоту и необходимость применения более сложных компартментарных моделей [29], в т.ч. потому, что она не позволяет отразить естественную динамику пандемии, при которой заражения происходят неравномерно [25]. Для модели SEIR отмечается, что ее модифицированная однонаправленная структура не позволяет индивидуумам переходить от «незащищенного» типа к «восприимчивому» [15], а дифференциальные уравнения, лежащие в ее основе, могут занижать коэффициент воспроизводства [73]. В рамках алгоритма SIRD исследователи в качестве направления доработки указывают на необходимость включения повторного заражения в контексте новых штаммов [75].
В рассматриваемых публикациях использовался достаточно широкий спектр программных средств. Активное применение Exсel связано с тем, что, как отмечалось выше, многие работы, особенно на первых этапах, не предусматривали построения сложных моделей. Некоторые программы применялись в дополнение к ней (например, Access [75], VBA [49]). Учитывая активное использование различных сценарных моделей, в статьях отражено применение специализированной программы TreeAge [14][18][25][28][49][53][54][78]. Обращает на себя внимание более широкое использование пакета R [2][8][30][39][45][55][57][60][75] в сравнении с пакетом Python [56]. В ряде случаев авторы разместили используемый код R и исходные данные на платформе GitHub4 [2][45][60].
Анализ расходов / Cost analysis
QALY и DALY представляют собой измерения, используемые для расчета времени (с точки зрения лет жизни) человека или населения в целом. Оценка затрат в денежном эквиваленте не является обязательной, в связи с чем она встречается в 54 работах из 80. При этом только в 23 публикациях уделяется внимание косвенным затратам, связанным с потерей рабочих дней или дней обучения [8], расходами домохозяйств на диагностику, поиск медицинской помощи и похороны [76] и т.д. Эти исследования показывают, что косвенные расходы в несколько раз превышают прямые затраты, связанные с лечением [73][75]. Наиболее популярным направлением оценки затрат является анализ их эффективности, в частности предусматривающий расчет ICER, характеризующего экономическую ценность вмешательства по сравнению с альтернативой.
В указанных авторами статей ограничениях исследований содержится много комментариев, касающихся затрат. В первый год отмечалось то, что проведенный анализ не включает расходы на первичную медико-санитарную помощь или услуги социальной помощи [79], затраты на возобновление экономической деятельности [77], расходы, связанные с отслеживанием распространения вируса [2], диагностическим тестированием, социальные издержки [66], затраты на проведение кампании по вакцинации [15], расходы на проезд до медучреждений и лекарства, отпускаемые без рецепта [73], альтернативные затраты на здравоохранение для перемещенных пациентов без COVID-19 [69]. В последующем как ограничение рассматривалось отсутствие в оценках административных расходов, связанных с вакцинацией [75], дополнительных расходов здравоохранения, связанных с увеличением доли больных в поздних стадиях заболевания [39], больничных затрат на повторные госпитализации [50], расходов за пределами сектора здравоохранения [71], затрат на распространение и хранение вакцины [61], расходов, связанных с регоспитализацией из-за COVID-19 [64], а также построение расчетов на предположениях о расходах в течение всей жизни для прошедших интенсивную терапию [60]. Ограничением исследования выступало и то, что ввиду отсутствия данных оценки затрат генерировались по данным из других стран [47].
Потеря производительности / Loss of performance
Среди косвенных потерь НКИ наиболее часто встречаемой являлась потеря производительности. Логика включения ее в анализ определяется тем, что государство помимо расходов на лечение и предотвращение инфекции недополучает, а следовательно, теряет ту часть продукта, которая могла бы быть произведена, если бы не было болезни. В исследованиях отмечается, что потеря производительности может рассматриваться с точки зрения индивида и государства в целом как временная (например, локдаун) или постоянная (например, инвалидность) [58].
Некоторые авторы выделяют структуру занятых на полный и неполный рабочий день [50][74] с разделением потери производительности у людей, работающих в условиях локдауна из дома, имеющих легкие симптомы, проходивших лечение в больнице, в т.ч. в отделении интенсивной терапии [75].
Для исследований в Китае актуально особое выделение потерянного рабочего времени людьми, которые не болели, находились в тесном контакте или подозревались в инфицировании [73].
В качестве недостатков своих исследований авторы отмечают отсутствие оценок потери производительности для лиц, осуществляющих уход за больными [39][73], и указывают, что существует неопределенность в отношении того, как происходит накопление потерь национального дохода с течением времени [79].
Вакцинация / Vaccination
Фактически, первая публикация, учитывающая возможное влияние вакцинации на изменение совокупного бремени COVID-19, была подана на рассмотрение в журнал за 2 мес до официальной регистрации первой вакцины, произошедшей в августе 2020 г. (рис. 2). В ней представлены гипотетические предположения о том, сколько жизней может быть потеряно, если вакцина не появится в течение 12 или 36 мес [59].
Рисунок 2. Периодизация данных о первых упоминаниях в исследованиях различных аспектов относительно числа зарегистрированных случаев коронавирусной инфекции в мире (источники: данные Всемирной организации здравоохранения [1], собственные данные)
Figure 2. Periodization of data on the first mentions in research of various aspects regarding the number of registered cases of coronаvirus infection in the world (sources: World Health Organization data [1], own data)
Далее можно проследить логичное развитие данного направления. Так, в работах, направленных на рассмотрение в журналы в сентябре 2020 г., по-прежнему делались предположения об эффектах и затратах на них [66], преимущественно опирающиеся на данные о вакцине против гриппа и руководство ВОЗ по калькуляции затрат [15]. В исследовании, поданном в октябре 2020 г., рассмотрены различные механизмы вакцинации с опорой на статьи о доклинических испытаниях и существующих платформах создания вакцины [70]. В ноябре была представлена работа, в которой уже на базе данных об эффективности конкретных вакцин (BNT162b2, Sputnik V, AZD1222, Ad26.COV2.S, CoronaVac) формируются сценарии с их эффективностью 50%, 70% и 90% [48].
Первая публикация, в которой анализируются затраты на конкретные вакцины, была направлена на рассмотрение в журнал только в январе 2021 г. [42]. В ней проводился анализ экономической эффективности чистых затрат на спасение жизней с помощью нановакцин против COVID-19 в США как страны с высоким уровнем дохода, Сербии как страны со средним уровнем дохода и Замбии как страны с низким уровнем дохода с включением описания особенностей и затратоемкости вакцин Pfizer-BioNTech, Moderna, Oxford-AstraZeneca.
В целом в большинстве статей, поданных в этот период, не делалось серьезного акцента на виде вакцин [13][16][26][27][29][45][54][65][67][69][71][72][75][76][80][81]. Поэтому с точки зрения детализации эффектов вакцинации обращает на себя внимание исследование A. Vaezi и A. Meysamie, поданное на рассмотрение в октябре 2021 г. и опубликованное в 2022 г. [61]. В нем оценки DALY, ICER сделаны для каждой из семи вакцин: BBIBPCorV, CoronaVac, mRNA-1273, BNT162b2, rAd26-S+ и rAd5-s, ChAdOx1nCoV-19, Ad26.COV2.S. Все работы, представленные на рассмотрение в 2022 г., четко конкретизируют данные о том, какие вакцины учитывались при расчете [18][62] или предусматривают оценку экономического бремени отдельно для каждого рассматриваемого вида вакцины [25].
Можно выделить следующие отмеченные авторами исследований недостатки, интересные с точки зрения перспектив их устранения: одинаковый охват вакцинацией всех возрастных групп, игнорирование временных задержек между началом любой программы вакцинации и защитой вакцинированных лиц [70], невыясненный характер периода вакциноиндуцированного иммунитета и возможностей передачи SARS-CoV-2 от вакцинированного человека [48], неоцененные затраты, которые вакцины могут предотвратить, неучитываемое наличие групп с противопоказаниями к вакцинации и различие норм вакцинации по дням недели [65], отсутствие прогнозов по изменению вируса, определяющему снижение эффективности вакцины [25], отсутствие оценок сочетания вакцинных и невакцинных вмешательств, а также нераскрытие проблемы недоверия к вакцинам [62].
Коморбидность / Comorbidity
Интерес к коморбидности в исследованиях экономического бремени НКИ появился достаточно рано. В первой по дате подачи работе (апрель 2020 г.) акцент делается на сопровождаемые коронавирусной инфекцией осложнения, такие как инфекции верхних дыхательных путей, гемофильная пневмония типа В, материнский сепсис, дистимия [52]. Чуть позже (в мае 2020 г.) с появлением подтвержденных данных о том, что пожилые люди и лица с ранее существовавшими хроническими заболеваниями имеют более высокие риски смерти, начали проводиться исследования структуры населения по «допандемийным» данным на предмет выделения стран, в которых в силу более высокой доли населения, относимого к высокому риску, можно ожидать более значительных потерь [17].
Как правило, в последующих работах под коморбидностью понимается именно наличие сложного или хронического заболевания. При этом в данном контексте поднимается не только проблема более высокого риска смерти от COVID-19. Применительно к оценкам потерянных лет жизни отмечается, что расчет средних показателей не учитывает тот факт, что те, кто умер от COVID-19 с отягощенной коморбидностью, имели низкий уровень здоровья, который уже подразумевал определенные потери [40]. Как следствие, показатели потери лет жизни из-за смерти от COVID-19 завышены, поскольку такие пациенты имеют больше сопутствующих заболеваний, чем люди в той же возрастной когорте населения в целом [26]. Соответственно, следует учитывать, что потери, связанные с COVID-19, нуждаются в корректировке.
В противовес необходимо отметить исследования, в которых указано, что в условиях пандемии увеличилось совокупное бремя в силу того, что люди с различными заболеваниями были вынуждены сдвинуть сроки операций, вакцинации, не имели возможности обследоваться и т.д. [11][12][54]. В таких работах применительно к отдельным видам болезней/состояний рассматриваются различные исходы для людей, переболевших и не переболевших COVID-19, вакцинированных и невакцинированных, в т.ч. с учетом различного периода проводимого вмешательства относительно сроков перенесенной НКИ. Также проводились сравнительные оценки потерь от COVID-19 и рассматриваемых заболеваний [10].
Коэффициенты поправок на коморбидность выделялись обычно из ранее опубликованных исследований. При этом в работах могли учитываться ставки для отдельных заболеваний [19][23][45][52][64][70], для их групп/уровней [11][33] или применяться обобщенные оценки [47][76][78]. Среди болезней в анализируемых статьях упоминаются сахарный диабет [7][19][23][40][45][50][64][70], сердечно-сосудистые заболевания [19][23][40][45][50][64][70], включая ишемическую болезнь сердца [19][40], цереброваскулярные заболевания [40] и сердечная недостаточность [7][19][40][45], заболевания почек [19][54][64][70], респираторные заболевания и болезни легких [7][48][50][52][64], включая астму [19][45][70], деменция [23][70], иммуносупрессивные состояния [70], рак [19][23][70], неврологические и психологические осложнения [48][52][70], заболевания печени [64, 70], селезенки [70]. Также в исследованиях как осложнения выделяются ожирение [12][23][45][50], курение [23][45], трансплантация органа [70]. Отдельно отметим, что в выборку попали 2 работы, в которых рассматривается не заболевание, а определенное состояние пациента, а именно риск преждевременных родов с инфекцией COVID-19 [28][53].
Во многих публикациях отсутствие оценок коморбидности определяется как недостаток [30][32][43][59][66]. Среди недостатков в исследованиях, учитывающих коморбидность, авторы отмечают то, что оценки были основаны на предположении о степени уязвимости к COVID-19 по весам инвалидности, при этом использовался взвешенный показатель распространенности различных болезней, не учитывающий их комбинаций [17] и разные сопутствующие заболевания в каждом состоянии [47].
Постковидные последствия / Post-COVID consequences
Особенностью COVID-19 является долгосрочное проявление его последствий. Во многих исследованиях отсутствие таких оценок рассматривалось авторами как недостаток [23][31][32][39][45][50][55][58][63][66][67][73][74].
В первых работах постковидные осложения представлены достаточно ограниченно в силу недостаточности данных. Так, в статье A. Basu и V.J. Gandhay учитываются только острые почечные осложнения [72], в исследовании P. Sinha и B.P. Linas – только снижение форсированной жизненной емкости легких после COVID-19 [82]. В других работах содержатся лишь общие оценки вероятности и потерь в результате длительного течения COVID-19 [8] или постострых последствий, основанные на предположениях [44].
С наращиванием доказательной базы стали появляться исследования, в которых обосновано различие осложнений у негоспитализированных, получивших лечение и прошедших интенсивную терапию, смоделирована распространенность осложнений [83], выстроены сценарии с различной длительностью проявления симптомов [84], но без акцентирования внимания на видах осложнений. При этом в качестве недостатков указывалось то, что выстраиваемые модели ограничены вариациями в расчетных показателях заболеваемости, тяжести продолжительного COVID-19 и летальности, а также их связью с характеристиками различных когорт населения, в т.ч. детской [84].
К ограничениям исследований авторы также относят факт использования весовых коэффициентов инвалидности для синдрома хронической усталости из-за отсутствия соответствующих данных для длительного COVID-19 [26][84]. В работах A. Gandjour [26] и M. Lally [46], как и в предшествующих, не выделены конкретные осложнения, а определены их вероятность и общий вес. Некоторые последствия, связанные с COVID-19, с определенным упрощением из-за ограниченности доказательной базы включила в анализ группа ученых из Великобритании: повышенный риск смерти и полиорганных дисфункций, тщательное мониторирование состояния, снижение качества жизни [64]. Авторы отметили, что учет затрат и влияния на качество жизни, связанных с полиорганной дисфункцией, был упрощенным, модель не принимала во внимание реабилитацию пациентов с постковидным синдромом и долгосрочные последствия для психического здоровья, такие как посттравматическое стрессовое расстройство [64].
Только в конце 2021 г. была направлена на рецензирование статья, в которой на основе данных исследования Института Доэрти (англ. Doherty Institute) достаточно подробно расписаны сценарии, в т.ч. варианты развития стойких функциональных нарушений, включая сахарный диабет, болезнь Паркинсона, деменцию, тревожные расстройства, ишемический инсульт [81]. При этом авторы отметили в качестве недостатков то, что построенная ими модель использовала много предположений, не учитывала бессимптомные случаи и увеличение уровня вакцинации, включала только самые распространенные последствия.
С целью более глубокого понимания последствий COVID-19 исследователи проводили опросы пациентов через 4–8 нед после выписки с использованием пятиуровневой телефонной версии EQ-5D [24].
Впоследствии было опубликовано еще несколько работ, однако ключевым их недостатком, отмечаемым самими авторами, является то, что в них пока достаточно ограниченно рассматриваются конкретные осложнения и сохраняется высокая неопределенность относительно их изменения со временем [43][60][62].
ОБСУЖДЕНИЕ / DISCUSSION
На текущий момент в научной литературе можно встретить 2 работы, обобщающие результаты исследований экономического бремени НКИ. Первая опубликована в июле 2021 г. и содержит обзор методов, используемых в экономической оценке диагностических инструментов, которые применяются для всех пациентов, обращающихся за помощью по поводу инфекционных заболеваний дыхательных путей, в т.ч. COVID-19 [85]. В отличие от данного обзора в текущем выделены более жесткие границы отбора, которые подразумевают включение только работ, непосредственно рассматривающих НКИ. Более того, конкретизированы применяемый метод оценки (QALY и/или DALY) и стратегии вмешательства (не только диагностические методы, т.е. тесты на вирус, но и весь спектр как медицинских, так и немедицинских вмешательств).
Второй обзор появился в апреле 2022 г. с целью изучения научных исследований последствий, не связанных со здоровьем, и вопросов распределения ресурсов [86]. Он был принят журналом в феврале и фактически не включает статьи, опубликованные в 2022 г. Помимо расширения перечня учитываемых публикаций по времени, в отличие от упомянутого обзора, в текущем рассматриваются как последствия, не связанные со здоровьем, так и связанные с ним. Более того, сделана попытка структурировать по времени появление различных аспектов изучения экономического бремени COVID-19 и выявить тренды исследовательской повестки. Концентрация внимания на отмечаемых самими авторами недостатках моделей позволила выделить пути их совершенствования и перспективные направления дальнейших исследований.
Ограничения исследования / Study limitations
Учитывая достаточно строгие условия отбора статей, в анализе могут быть упущены работы (в т.ч. нерассматриваемые монографии, тезисы и т.д.), в которых присутствуют новые методические результаты, важные для оценки потерянных лет жизни. Поскольку анализ проводился только по статьям, опубликованным на английском и русском языках, не учтены методические данные, представленные на других национальных языках. Выводы об использовании каких-либо методов и опросов сформированы исключительно на основе анализа текстов статей. В частности, некоторые параметры моделей могли быть основаны на данных опросов, содержащихся в статьях из списка литературы, что без анализа соответствующих текстов установить было невозможно. Проведенная периодизация 18% работ основана на предположениях о сроках подачи и принятия материалов в силу отсутствия этих сведений.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ / CONCLUSION
Анализ включенных в обзор исследований продемонстрировал, что даже в рамках относительно узкой темы оценки экономического бремени НКИ наблюдается разнообразие объектов наблюдения, методов моделирования и акцентов на учитываемых факторах. Проведенная периодизация объективно показала развитие методов и подходов с учетом появления новых данных о COVID-19. Выделенные авторами ограничения их исследовательских работ позволили сформировать представление о направлениях совершенствования оценки экономического бремени НКИ.
Несмотря на отмеченные недостатки, проведенный анализ источников систематизирует информацию об экономическом бремени COVID-19 и подходах к его определению. Учитывая наиболее серьезные пробелы в понимании коморбидности и постковидных осложнений, дальнейшие исследования в этой области, по нашему мнению, должны сосредоточиться на детализации данных о постковидных последствиях, в т.ч. на различных их комбинациях, а также на анализе соотношения и взаимокомпенсации эффектов от различных видов вмешательств с более глубокой проработкой косвенных потерь и затрат.
1. https://www.worldometers.info/.
2. https://ourworldindata.org/.
3. SEIR – susceptible, exposed, infected, recovered; SIRD – susceptible, infected, recovered, deceased; V – vaccination; SEAPWIR – susceptible, exposed, asymptomatic, presymptomatic, awaiting diagnosis, infected, recovered.
4. https://github.com/.
Список литературы
1. World Health Organization. Weekly epidemiological update on COVID-19 – 25 May 2022. 2022. Edition 93. URL: https://www.who.int/publications/m/item/weekly-epidemiological-update-on-covid-19-25may-2022 (дата обращения 30.05.2022).
2. Thom H., Walker J., Vickerman P., Hollingworth W. Exploratory comparison of Healthcare costs and benefits of the UK’s Covid-19 response with four European countries. Eur J Public Health. 2021; 31 (3): 619–24. https://doi.org/10.1093/eurpub/ckab019.
3. World Health Organization. The global burden of disease: a comprehensive assessment of mortality and disability from diseases, injuries, and risk factors in 1990 and projected to 2020: summary. URL: https://apps.who.int/iris/handle/10665/41864 (дата обращения 30.05.2022).
4. Zeckhauser R., Shepard D. Where now for saving lives? Law and Contemporary Problems. 1976; 40 (4): 5–45. https://doi.org/10.2307/1191310.
5. Даровских А.А. Теория возможностей и максимизирование здоровья: вызовы пандемии. Парадигма: философско-культурологический альманах. 2021; 34: 94–108 (на англ. яз).
6. da Silva R.C.L., Machado D.A., de Freitas Peregrino A.A., et al. Burden of SARS-CoV-2 infection among nursing professionals in Brazil. Rev Bras Enferm. 2021; 74 (Suppl. 1): e20200783. https://doi.org/10.1590/0034-7167-2020-0783.
7. Wouterse B., Ram F., van Baal P. Quality-adjusted life-years lost due to COVID-19 mortality: methods and application for the Netherlands. Value Health. 2022; 25 (5): 731–5. https://doi.org/10.1016/j.jval.2021.12.008.
8. Zafari Z., Goldman L., Kovrizhkin K., Muennig P.A. The costeffectiveness of common strategies for the prevention of transmission of SARS-CoV-2 in universities. PLoS One. 2021; 16 (9): e0257806. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0257806.
9. Losina E., Leifer V., Millham L., et al. College campuses and COVID-19 mitigation: clinical and economic value. Ann Intern Med. 2021; 174 (4): 472–83. https://doi.org/10.7326/M20-6558.
10. Bell D., Schultz Hansen K. Relative burdens of the COVID-19, malaria, tuberculosis, and HIV/AIDS epidemics in Sub-Saharan Africa. Am J Trop Med Hyg. 2021; 105 (6): 1510–5. https://doi.org/10.4269/ajtmh.21-0899.
11. Gheorghe A., Maringe C., Spice J., et al. Economic impact of avoidable cancer deaths caused by diagnostic delay during the COVID-19 pandemic: a national population-based modelling study in England, UK. Eur J Cancer. 2021; 152: 233–42. https://doi.org/10.1016/j.ejca.2021.04.019.
12. Galvain T., Patel S., Kabiri M., et al. Cost-effectiveness of bariatric and metabolic surgery, and implications of COVID-19 in the United Kingdom. Surg Obes Relat Dis. 2021; 17 (11): 1897–904. https://doi.org/10.1016/j.soard.2021.07.009.
13. Tsekhmister Y.V., Stepanenko V.I., Konovalova T., Tsekhmister B.V. Pharmaco economics analysis of COVID-19 vaccines in Ukraine. J Pharm Res Int. 2021; 33 (32A): 140–7. https://doi.org/10.9734/jpri/2021/v33i32A31727.
14. Congly S.E., Varughese R.A., Brown C.E., et al. Treatment of moderate to severe respiratory COVID-19: a cost-utility analysis. Sci Rep. 2021; 11: 17787. https://doi.org/10.1038/s41598-021-97259-7.
15. Padula W.V., Malaviya S., Reid N.M., et al. Economic value of vaccines to address the COVID-19 pandemic: a U.S. cost-effectiveness and budget impact analysis. J Med Econ. 2021; 24 (1): 1060–9. https://doi.org/10.1080/13696998.2021.1965732.
16. Колбин А.С., Гомон Ю.М., Балыкина Ю.Е. и др. Социальноэкономическое и глобальное бремя COVID-19. Качественная клиническая практика. 2021; 1: 24–34. https://doi.org/10.37489/25880519-2021-1-24-34.
17. Wyper G.M.A., Assunção R., Cuschieri S., et al. Population vulnerability to COVID-19 in Europe: a burden of disease analysis. Arch Public Health. 2020; 78: 47. https://doi.org/10.1186/s13690-02000433-y.
18. Li R., Liu H., Fairley C.K., et al. Cost-effectiveness analysis of BNT162b2 COVID-19 booster vaccination in the United States. Int J Infect Dis. 2022; 119: 87–94. https://doi.org/10.1016/j.ijid.2022.03.029.
19. Oksuz E., Malhan S., Gonen M.S., et al. Cost-effectiveness analysis of remdesivir treatment in COVID-19 patients requiring low-flow oxygen therapy: payer perspective in Turkey. Adv Ther. 2021; 38 (9): 4935–48. https://doi.org/10.1007/s12325-021-01874-9.
20. Padula W.V., Miano M.A., Kelley M.A., et al. A cost-utility analysis of remote pulse-oximetry monitoring of patients with COVID-19. Value Health. 2022; 25 (6): 890–6. https://doi.org/10.1016/j.jval.2021.09.008.
21. He M., Li X., Tan Q., et al. Disease burden from COVID-19 symptoms among inpatients at the temporary military hospitals in Wuhan: a retrospective multicentre cross-sectional study. BMJ Open. 2021; 11 (5): e048822. https://doi.org/10.1136/bmjopen-2021-048822.
22. Fink G., Tediosi F., Felder S. Burden of Covid-19 restrictions: national, regional and global estimates. eClinicalMedicine. 2022; 45: 101305. https://doi.org/10.1016/j.eclinm.2022.101305.
23. Reif J., Heun-Johnson H., Tysinger B., et al. Measuring the COVID-19 mortality burden in the United States: a microsimulation study. Ann Intern Med. 2021; Sep 21: M21-2239. https://doi.org/10.7326/M21-2239.
24. Poteet S., Craig B.M. QALYs for COVID-19: a comparison of US EQ5D-5L value sets. Patient. 2021; 14 (3): 339–45. https://doi.org/10.1007/s40271-021-00509-z.
25. Fernandes R.R.A., da Silva Santos M., da Silva Magliano C.A., et al. Cost utility of vaccination against COVID-19 in Brazil. Value Health Reg Issues. 2022; 31: 18–24. https://doi.org/10.1016/j.vhri.2022.01.009.
26. Gandjour A. Benefits, risks, and cost-effectiveness of COVID-19 self-tests from a consumer’s perspective. BMC Health Serv Res. 2022; 22 (1): 47. https://doi.org/10.1186/s12913-021-07277-4.
27. Cartocci A., Cevenini G., Barbini P. A compartment modeling approach to reconstruct and analyze gender and age-grouped CoViD-19 Italian data for decision – making strategies. J Biomed Inform. 2021; 118: 103793. https://doi.org/10.1016/j.jbi.2021.103793.
28. Packer C.H., Zhou C.G., Hersh A.R., et al. Antenatal corticosteroids for pregnant women at high risk of preterm delivery with COVID-19 infection: a decision analysis. Am J Perinatol. 2020; 37 (10): 1015–21. https://doi.org/10.1055/s-0040-1713145.
29. Rao I.J., Brandeau M.L. Optimal allocation of limited vaccine to control an infectious disease: simple analytical conditions. Math Biosci. 2021; 337: 108621. https://doi.org/10.1016/j.mbs.2021.108621.
30. Carta A., Conversano C. Cost utility analysis of Remdesivir and Dexamethasone treatment for hospitalised COVID-19 patients – a hypothetical study. BMC Health Serv Res. 2021; 21 (1): 986. https://doi.org/10.1186/s12913-021-06998-w.
31. John D., Narassima M.S., Menon J., et al. Estimation of the economic burden of COVID-19 using disability-adjusted life years (DALYs) and productivity losses in Kerala, India: a model-based analysis. BMJ Open. 2021; 11 (8): e049619. https://doi.org/10.1136/bmjopen-2021-049619.
32. Rommel A., von der Lippe E., Plass D., et al. The COVID-19 disease burden in Germany in 2020 – years of life lost to death and disease over the course of the pandemic. Dtsch Arztebl Int. 2021; 118 (9): 145–51. https://doi.org/10.3238/arztebl.m2021.0147.
33. Soodejani M.T., Gheshlaghi L.A., Bahrevar V., et al. Burden of severe COVID-19 in center of Iran: results of disability-adjusted life years (DALYs). Int J Mol Epidemiol Genet. 2021; 12 (6): 120–5.
34. Briggs A.H., Goldstein D.A., Kirwin E., et al. Estimating (qualityadjusted) life-year losses associated with deaths: with application to COVID-19. Health Econ. 2021; 30 (3): 699–707. https://doi.org/10.1002/hec.4208.
35. Asdaq S.M.B., Rabbani S.I., Alshammari M.K., et al. Burden of COVID-19: a preliminary analysis in the population of Saudi Arabia. Peer J. 2022; 10: e13219. https://doi.org/10.7717/peerj.13219.
36. Vasishtha G., Mohanty S.K., Mishra U.S., et al. Impact of COVID-19 infection on life expectancy, premature mortality, and DALY in Maharashtra, India. BMC Infect Dis. 2021; 21 (1): 343. https://doi.org/10.1186/s12879-021-06026-6.
37. Wyper G.M.A., Fletcher E., Grant I., et al. Inequalities in population health loss by multiple deprivation: COVID-19 and pre-pandemic all-cause disability-adjusted life years (DALYs) in Scotland. Int J Equity Health. 2021; 20 (1): 214. https://doi.org/10.1186/s12939-02101547-7.
38. Ilesanmi O.S., Afolabi A.A. Interrelationship between noncommunicable diseases, COVID-19, and sociodemographic index in the economic community of West African States. Int J Noncommun Dis. 2021; 6 (2): 77–83. https://doi.org/10.4103/jncd.jncd_16_21.
39. Gianino M.M., Savatteri A., Politano G., et al. Burden of COVID-19: disability-adjusted life years (DALYs) across 16 European countries. Eur Rev Med Pharmacol Sci. 2021; 25 (17): 5529–41. https://doi.org/10.26355/eurrev_202109_26665.
40. Miles D.K., Stedman M., Heald A.H. “Stay at home, protect the national health service, save lives”: a cost benefit analysis of the lockdown in the United Kingdom. Int J Clin Pract. 2021; 75 (3): e13674. https://doi.org/10.1111/ijcp.13674.
41. Oh I.H., Ock M., Jang S.Y., et al. Years of life lost attributable to COVID-19 in high-incidence countries. J Korean Med Sci. 2020; 35 (32): e300. https://doi.org/10.3346/jkms.2020.35.e300.
42. Uskoković V. Nanomedicine for the poor: a lost cause or an idea whose time has yet to come? Nanomedicine (Lond). 2021; 16 (14): 1203–18. https://doi.org/10.2217/nnm-2021-0024.
43. Wyper G.M.A., Fletcher E., Grant I., et al. Measuring disabilityadjusted life years (DALYs) due to COVID-19 in Scotland, 2020. Arch Public Health. 2022; 80: 105. https://doi.org/10.1186/s13690-02200862-x.
44. Cuschieri S., Calleja N., Devleesschauwer B., et al. Estimating the direct Covid-19 disability-adjusted life years impact on the Malta population for the first full year. BMC Public Health. 2021; 21 (1): 1827. https://doi.org/10.1186/s12889-021-11893-4.
45. Chapman L.A.C., Shukla P., Rodríguez-Barraquer I., et al. Risk factor targeting for vaccine prioritization during the COVID-19 pandemic. Sci Rep. 2022; 12 (1): 3055. https://doi.org/10.1038/s41598-022-06971-5.
46. Lally M. A cost-benefit analysis of COVID-19 lockdowns in Australia. Monash Bioeth Rev. 2022; Jan 28: 1–32. https://doi.org/10.1007/s40592-021-00148-y.
47. Bagepally B.S., Haridoss M., Natarajan M., et al. Cost-effectiveness of surgical mask, N-95 respirator, hand-hygiene and surgical mask with hand hygiene in the prevention of COVID-19: cost effectiveness analysis from Indian context. Clin Epidemiol Glob Health. 2021; 10: 100702. https://doi.org/10.1016/j.cegh.2021.100702.
48. Acuña-Zegarra M.A., Díaz-Infante S., Baca-Carrasco D., OlmosLiceaga D. COVID-19 optimal vaccination policies: a modeling study on efficacy, natural and vaccine-induced immunity responses. Math Biosci. 2021; 337: 108614. https://doi.org/10.1016/j.mbs.2021.108614.
49. Jiang Y., Cai D., Chen D., et al. Economic evaluation of remdesivir for the treatment of severe COVID-19 patients in China under different scenarios. Br J Clin Pharmacol. 2021; 87 (11): 4386–96. https://doi.org/10.1111/bcp.14860.
50. Ohsfeldt R., Kelton K., Klein T., et al. Cost-effectiveness of baricitinib compared with standard of care: a modeling study in hospitalized patients with COVID-19 in the United States. Clin Therapeut. 2021; 43 (11): 1877–93.e4. https://doi.org/10.1016/j.clinthera.2021.09.016.
51. Vordos N., Gkika D.A., Maliaris G., et al. How 3D printing and social media tackles the PPE shortage during Covid-19 pandemic. Saf Sci. 2020; 130: 104870. https://doi.org/10.1016/j.ssci.2020.104870.
52. Jo M.W., Go D.S., Kim R., et al. The burden of disease due to COVID-19 in Korea using disability-adjusted life years. J Korean Med Sci. 2020; 35 (21): e199. https://doi.org/10.3346/jkms.2020.35.e199.
53. Zhou C.G., Packer C.H., Hersh A.R., Caughey A.B. Antenatal corticosteroids for pregnant women with COVID-19 infection and preterm prelabor rupture of membranes: a decision analysis. J Matern Fetal Neonatal Med. 2022; 35 (9): 1643–51. https://doi.org/10.1080/14767058.2020.1763951.
54. Yanev I., Gagnon M., Cheng M.P., et al. Kidney transplantation in times of Covid-19: decision analysis in the Canadian context. Can J Kidney Health Dis. 2021; 8: 20543581211040332. https://doi.org/10.1177/20543581211040332.
55. Singh B.B., Devleesschauwer B., Khatkar M.S., et al. Disabilityadjusted life years (DALYs) due to the direct health impact of COVID-19 in India, 2020. Sci Rep. 2022; 12 (1): 2454. https://doi.org/10.1038/s41598-022-06505-z.
56. Jiang Y., Cai D., Chen D., et al. The cost-effectiveness of conducting three versus two reverse transcription-polymerase chain reaction tests for diagnosing and discharging people with COVID-19: evidence from the epidemic in Wuhan, China. BMJ Glob Health. 2020; 5: e002690. https://doi.org/10.1136/bmjgh-2020-002690.
57. Grover G., Magan R. Estimation of quality adjusted life year (QALY) for different states of india during COVID-19. Statistics and Applications. 2020; 18 (1): 319–31.
58. Nurchis M.C., Pascucci D., Sapienza M., et al. Impact of the burden of COVID-19 in Italy: results of disability-adjusted life years (DALYs) and productivity loss. Int J Environ Res Public Health. 2020; 17 (12): 4233. https://doi.org/10.3390/ijerph17124233.
59. Schonberger R.B., Listokin Y.J., Ayres I., et al. Cost benefit analysis of limited reopening relative to a herd immunity strategy or shelter in place for SARS-CoV-2 in the United States. medRxiv. 2020. https://doi.org/10.1101/2020.06.26.20141044.
60. Dijk S.W., Krijkamp E.M., Kunst N., et al. Emerging therapies for COVID-19: the value of information from more clinical trials. Value Health. 2022; Apr 27: S1098-3015(22)00158-9. https://doi.org/10.1016/j.jval.2022.03.016.
61. Vaezi A., Meysamie A. COVID-19 vaccines cost-effectiveness analysis: a scenario for Iran. Vaccines (Basel). 2022; 10 (1): 37. https://doi.org/10.3390/vaccines10010037.
62. Xiong X., Li J., Huang B., et al. Economic value of vaccines to address the COVID-19 pandemic in Hong Kong: a cost-effectiveness analysis. Vaccines (Basel). 2022; 10 (4): 495. https://doi.org/10.3390/vaccines10040495.
63. Whittington M.D., Pearson S.D., Rind D.M., Campbell J.D. The costeffectiveness of remdesivir for hospitalized patients with COVID-19. Value Health. 2022; 25 (5): 744–50. https://doi.org/10.1016/j.jval.2021.11.1378.
64. Rafia R., Martyn-St James M., Harnan S., et al. A cost-effectiveness analysis of remdesivir for the treatment of hospitalized patients with COVID-19 in England and Wales. Value Health. 2022; 25 (5): 761–9. https://doi.org/10.1016/j.jval.2021.12.015.
65. Bartsch S.M., Wedlock P.T., O’Shea K.J., et al. Lives and costs saved by expanding and expediting coronavirus disease 2019 vaccination. J Infect Dis. 2021; 224 (6): 938–48. https://doi.org/10.1093/infdis/jiab233.
66. Kohli M., Maschio M., Becker D., Weinstein M.C. The potential public health and economic value of a hypothetical COVID-19 vaccine in the United States: use of cost-effectiveness modeling to inform vaccination prioritization. Vaccine. 2021; 39 (7): 1157–64. https://doi.org/10.1016/j.vaccine.2020.12.078.
67. Miles D.K., Heald A.H., Stedman M. How fast should social restrictions be eased in England as COVID-19 vaccinations are rolled out? Int J Clin Pract. 2021; 75 (7): e14191. https://doi.org/10.1111/ijcp.14191.
68. Shimul S.N., Alradie-Mohamed A., Kabir R., et al. Effect of easing lockdown and restriction measures on COVID-19 epidemic projection: a case study of Saudi Arabia. PLoS One. 2021; 16 (9): e0256958. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0256958.
69. Sandmann F.G., Davies N.G., Vassall A., et al. The potential health and economic value of SARS-CoV-2 vaccination alongside physical distancing in the UK: a transmission model-based future scenario analysis and economic evaluation. Lancet Infect Dis. 2021; 21 (7): 962–74. https://doi.org/10.1016/S1473-3099(21)00079-7.
70. Moore S., Hill E.M., Dyson L., et al. Modelling optimal vaccination strategy for SARS-CoV-2 in the UK. PLoS Comput Biol. 2021; 17 (5): e1008849. https://doi.org/10.1371/journal.pcbi.1008849.
71. Debrabant K., Grønbæk L., Kronborg C. The cost-effectiveness of a COVID-19 vaccine in a Danish context. Clin Drug Investig. 2021; 41 (11): 975–88. https://doi.org/10.1007/s40261-021-01085-8.
72. Basu A., Gandhay V.J. Quality-adjusted life-year losses averted with every COVID-19 infection prevented in the United States. Value Health. 2021; 24 (5): 632–40. https://doi.org/10.1016/j.jval.2020.11.013.
73. Zhao J., Jin H., Li X., et al. Disease burden attributable to the first wave of COVID-19 in China and the effect of timing on the costeffectiveness of movement restriction policies. Value Health. 2021; 24 (5): 615–24. https://doi.org/10.1016/j.jval.2020.12.009.
74. Kelton K., Klein T., Murphy D., et al. Cost-effectiveness of combination of baricitinib and remdesivir in hospitalized patients with COVID-19 in the United States: a modelling study. Adv Ther. 2022; 39 (1): 562–82. https://doi.org/10.1007/s12325-021-01982-6.
75. Hagens A., İnkaya A.Ç., Yildirak K., et al. COVID-19 vaccination scenarios: a cost-effectiveness analysis for Turkey. Vaccines (Basel). 2021; 9 (4): 399. https://doi.org/10.3390/vaccines9040399.
76. Pearson C.A.B., Bozzani F., Procter S.R., et al. COVID-19 vaccination in Sindh Province, Pakistan: a modelling study of health impact and costeffectiveness. PLoS Med. 2021; 18 (10): e1003815. https://doi.org/10.1371/journal.pmed.1003815.
77. Neilan A.M., Losina E., Bangs A.C., et al. Clinical impact, costs, and cost-effectiveness of expanded severe acute respiratory syndrome coronavirus 2 testing in Massachusetts. Clin Infect Dis. 2021; 73 (9): e2908–17. https://doi.org/10.1093/cid/ciaa1418.
78. Cleary S.M., Wilkinson T., Tamandjou Tchuem C.R., et al. Costeffectiveness of intensive care for hospitalized COVID-19 patients: experience from South Africa. BMC Health Serv Res. 2021; 21 (1): 82. https://doi.org/10.1186/s12913-021-06081-4.
79. Zala D., Mosweu I., Critchlow S., et al. Costing the COVID-19 pandemic: an exploratory economic evaluation of hypothetical suppression policy in the United Kingdom. Value Health. 2020; 23 (11): 1432–7. https://doi.org/10.1016/j.jval.2020.07.001.
80. Marco-Franco J.E., Pita-Barros P., González-de-Julián S., et al. Simplified mathematical modeling of uncertainty: cost-effectiveness of COVID-19 vaccines in Spain. Mathematics. 2021; 9 (5): 566. https://doi.org/10.3390/math9050566.
81. Angeles M.R., Wanni Arachchige Dona S., Nguyen H., et al. Modelling the potential acute and post-acute burden of COVID-19 under the Australian border re-opening plan. BMC Public Health. 2022; 22 (1): 757. https://doi.org/10.1186/s12889-022-13169-x.
82. Sinha P., Linas B.P. Combination therapy with tocilizumab and dexamethasone cost-effectively reduces coronavirus disease 2019 mortality. Clin Infect Dis. 2021; 73 (11): 2116–8. https://doi.org/10.1093/cid/ciab409.
83. Martin C., Luteijn M., Letton W., et al. A model framework for projecting the prevalence and impact of long-COVID in the UK. PLoS One. 2021; 16 (12): e0260843. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0260843.
84. Smith M.P. Estimating total morbidity burden of COVID-19: relative importance of death and disability. J Clin Epidemiol. 2022; 142: 54–9. https://doi.org/10.1016/j.jclinepi.2021.10.018.
85. van der Pol S., Garcia P.R., Postma M.J., et al. Economic analyses of respiratory tract infection diagnostics: a systematic review. Pharmacoeconomics. 2021; 39 (12): 1411–27. https://doi.org/10.1007/s40273-021-01054-1.
86. Podolsky M.I., Present I., Neumann P.J., Kim D.D. A systematic review of economic evaluations of COVID-19 interventions: considerations of non-health impacts and distributional issues. Value Health. 2022; Apr 6: S1098-3015(22)00102-4. https://doi.org/10.1016/j.jval.2022.02.003.
Об авторах
В. М. ТимирьяноваРоссия
Тимирьянова Венера Маратовна – доктор экономических наук, старший научный сотрудник, WoS ResearcherID: N-3449-2015; Scopus Author ID: 57194428883; РИНЦ SPIN-код: 1449-1716.
Ул. Заки Валиди, д. 32, Уфа 450076, Республика Башкортостан
И. А. Лакман
Россия
Лакман Ирина Александровна – кандидат технических наук, заведующая лабораторией исследования социально-экономических проблем регионов ; WoS ResearcherID: K-6878-2017; Scopus Author ID: 57192164952; РИНЦ SPIN-код: 4521-9097.
Ул. Заки Валиди, д. 32, Уфа 450076, Республика Башкортостан
Н. Ш. Загидуллин
Россия
Загидуллин Науфаль Шамилевич – доктор медицинских наук, заведующий кафедрой пропедевтики внутренних болезней; Scopus Author ID: 6603435096; РИНЦ SPIN-код: 5910-1156.
Ул. Ленина, д. 3, Уфа 450005, Республика Башкортостан
Д. Ф. Гареева
Россия
Гареева Диана Фирдависовна – кандидат медицинских наук, доцент кафедры пропедевтики внутренних болезней, WoS ResearcherID: G-3941-2016; Scopus Author ID: 56700303400; РИНЦ SPIN-код: 4542-3725.
Ул. Ленина, д. 3, Уфа 450005, Республика Башкортостан
Рецензия
Для цитирования:
Тимирьянова В.М., Лакман И.А., Загидуллин Н.Ш., Гареева Д.Ф. Экономическое бремя новой коронавирусной инфекции: систематический обзор. ФАРМАКОЭКОНОМИКА. Современная фармакоэкономика и фармакоэпидемиология. 2022;15(3):363-379. https://doi.org/10.17749/2070-4909/farmakoekonomika.2022.146
For citation:
Timiryanova V.M., Lakman I.A., Zagidullin N.Sh., Gareeva D.F. Economic burden of the novel coronavirus infection: a systematic review. FARMAKOEKONOMIKA. Modern Pharmacoeconomics and Pharmacoepidemiology. 2022;15(3):363-379. (In Russ.) https://doi.org/10.17749/2070-4909/farmakoekonomika.2022.146

Контент доступен под лицензией Creative Commons Attribution-NonCommercial-ShareAlike 4.0 International License.